Когда безобразия на московском Преображенском кладбище достигли огромных размеров, расхищение капиталов раскольничьих с кладбища старшинами его и вообще беспорядки в раскольничьем мире достигли до геркулесовых столбов, и некоторые из раскольников, что поумнее, сами обратились к высшему правительству за помощью, прося неотложного вмешательства, последовало Высочайшее повеление о переборке коноводов раскольничьих и высылке их из Москвы.

По правительственному расследованию особенно вредными и нетерпимыми в Москве коноводами раскольничьими, Преображенского кладбища, оказались: Семен Кузьмин, Федор Гучков, Иван Стрелков, Константин Егоров и Егор Гаврилов, которые должны были быть высланы из Москвы в разные губернии, а некто Бузин предназначен к отдаче в Москве под строгий надзор полиции.

Семена Кузьмина определено было поместить во второклассный Крестовоздвиженский мужской монастырь, Полтавской епархии, и поручить настоятелю сего монастыря принять его в оный, по доставлении туда гражданским начальством, при чем поступать с ним кротко и снисходительно, с пресечением, однако же, ему средств сообщаться с посторонними, неизвестными настоятелю монастыря лицами и располагать его назидательными беседами при удобных случаях к оставлению своих заблуждений.

Из прочих лиц, подлежавших высылке из Москвы, назначены были: Федор Гучков — в Петрозаводск, Иван Стрелков — в Вологду, Константин Егоров — в Пензу и Егор Гаврилов — в Вятку, с тем, чтобы они были высланы из Москвы с принятием всех мер против укрывательства, и отправлены каждый под благонадежным присмотром, по прибытии же на места представлены были начальникам губерний непосредственно.

Вследствие сего, бывший настоятель Преображенского дома Семен Кузьмин, 23 января 1854 года, в 7 часов вечера был взят из Тверской части, где содержался арестованным, и отвезен в секретное отделение, находившееся в доме генерал-губернатора, а оттуда, около 10 часов вечера, был отправлен, при двух жандармах, в г. Полтаву.

Федор Гучков и Егоров отправлены 27 января 1854 года вечером, под присмотром жандармов, к начальникам губерний, Гучков — олонецкому, а Егоров — пензенскому.

Наконец, 28 января и остальные коноводы — Стрелков и Гаврилов — отправлены были вечером, под присмотром жандармов, к начальникам губерний, Стрелков — вологодскому, а Гаврилов — вятскому.

Скажем несколько слов об этих лицах.

Старший настоятель Преображенского кладбища Семен Кузьмин был цеховой, крещеный на Преображенском кладбище в первый год его по учреждении, т. е. в 1772 году; в молодости он занимался мастерством шелковых изделий; с 1806 года поселился на Преображенском монастыре, был псаломщиком, уставщиком, помощником настоятеля, а с 1836 г. состоял в звании старшего настоятеля и эконома. Семен Кузьмин никакого личного состояния не имел, но потом порядочно разжился на монастырские денежки.

Купец Федор Гучков в 1875 году имел 75 лет, уроженец Калужской губернии, был старшим попечителем Преображенского богаделенного дома и приобрел огромное состояние, основанное, главным образом, по всеобщему убеждению и донесениям правительству, на капиталах Преображенского монастыря. Жил, однако, он в 1853 году в самом тесном и грязном помещении, разумеется ловко отводя всем глаза, мел сам двор, собирал старые гвозди и т. п. Постоянный разговор его заключался в том, что настоящая жизнь есть ничто и что нужно помышлять о спасении в будущей, что, однако, не мешало ему зашибать себе деньгу.

Федор Гучков имел большое число приверженцев и огромное влияние на раскол денежными средствами.

Когда московские власти порешили вызвать старшин или так называемых попечителей Преображенского богаделенного дома и отобрать от каждого из них порознь показания о том, где хранится, как донесено было им, растраченный капитал, вырученный за недвижимые имения, дому сему принадлежавшие, то спрошенные попечители на допросе объяснили: попечитель Федор Гучков, что недвижимое имение, принадлежавшее Преображенскому богаделенному дому, заключавшееся в домах и землях в Лефортовской части состоявших, было продано, согласно Высочайшего повеления, разным лицам, из коих мельница и два дома с землями были проданы сыну его Ефиму Федоровичу Гучкову и ему же были проданы, не упомнить (?) сколько именно, лавок в городской части, на Варварской улице; но в какую именно сумму составился капитал, вырученный от продажи имения, он не упомнит (?). Продажа производилась без вызова через газеты, по вольным ценам, по-домашнему, в конторе Преображенского богаделенного дома.

Попечитель Алексей Никифоров на допросе отозвался, что, действительно, недвижимые имения, принадлежавшие Преображенскому богаделенному дому, проданы были согласно Высочайшего повеления, и куплены Ефимом Федоровым Гучковым; за сколько же именно он купил их и в каком количестве составился капитал, вырученный за проданные имения, ныне припомнить не может. Сей капитал был положен в сохранную казну на неизвестного, и билеты хранились у попечителя; впоследствии же он, Алексей Никифоров, обще с Гучковым, сей капитал из сохранной казны, без ведома правительства, получили для расходов по богаделенному дому, на что разрешения от начальства не просили, а взяли по собственному их, попечителей, усмотрению, и наконец, весь этот капитал... израсходовали на разные предметы по богаделенному дому, но отчетности в израсходовании сих денег никем требовано не было.

Эконом Семен Кузьмин отозвался, что капитал, вырученный от продажи имений, принадлежавших Преображенскому богаделенному дому, он не знает, на каком основании был взят из сохранной казны, но это было сделано по усмотрению и распоряжению самих попечителей; разрешения же от начальства получено не было. Деньги брались по мере надобности, а не все вдруг; из них употреблялись все на разные предметы; расходами заведовал он, Семен Кузьмин, и деньги получал от всех попечителей, в чем отчетности от него не требовалось, и потому сведений о сем в конторе богаделенного дома не имеется.

Такие наивные ответы бесконтрольных распорядителей чужими деньгами, разумеется, не удовлетворили правительство, и оно потребовало от древлеблагочестников, растративших, а, может быть, разобравших чужие деньги по своим карманам, внести в казну кладбища сумму, по крайней мере равняющуюся той, за которую по купчей крепости, если не проданы, то переданы почетному гражданину Ефиму Гучкову имущества богаделенного дома, т. е. 75,000 р. Виновные струсили, и сумма эта, наконец, была растратившими ее внесена и в двух билетах опекунского совета составила, уже под надзором правительствами, неприкосновенный капитал, проценты с которого поступали потом ежегодно на надобности Преображенского богаделенного дома.

Вот какие дела совершались на пресловутом Московском раскольничьем «Преображенском кладбище», пока, наконец, правительство не подобрало к рукам бесконтрольных распорядителей общественным добром беспастушного стада раскольничьего.

Но возвратимся к высланным из Москвы главарям раскола.

Федор Гучков, отправленный в Петрозаводск, прибыл туда 2 февраля 1854 г. и водворен на жительство. Но в самый день его туда прибытия прибыли из Москвы и жившие там на «Преображенском кладбище» некоторые из его почитателей с целью оставаться в Петрозаводске при Гучкове. На проезд свой эти лица имели подорожную, а на отлучку паспорт. Так как эти субъекты, по принадлежности своей к Преображенскому в Москве кладбищу, могли в Петрозаводске быть очень вредны, а тем более оставаясь при Гучкове, то тамошние власти и приказали их арестовать при полиции, впредь до особого распоряжения, признав полезным, не оставляя их в Петрозаводске, возвратить с жандармами в Москву на их счет и, кроме того, воспретить раскольникам как Преображенского, так и Рогожского кладбищ не только не прибывать в Петрозаводск для свидания с Гучковым, но и входить в какие-либо с ним сношения, распространив это запрещение вообще на всех живущих на тех кладбищах.

Меры эти тем более власти находили необходимыми, что олонецкие раскольники находились в тесных связях с московскими раскольниками и под видом свидания с Гучковым, хотя бы самых близких его родственников, все эти лица могли иметь случай соединиться с олонецкими раскольниками; пронырство и хитрость их в таких случаях до того изощрены, что они ни малейшего обстоятельства или случая не упускают из виду, чтобы не воспользоваться ими в свою пользу.

Остальные коноводы были доставлены: Константин Егоров в Пензу, Иван Стрелков в Вологду и Егор Гаврилов в Вятку.

Что же касается до Бузина, оставленного в Москве, то этот сектатор остался верен обычаям раскольника... Он не мог оценить снисхождения к нему и стал вести себя в упор враждебно православию. Вследствие этого и он был назначен в ссылку в один из городов Харьковской губернии, куда 1 февраля 1854 года и был препровожден.

Так Москва избавилась от самых злых и самых вредных коноводов раскола. В это время Преображенское кладбище едва не погибло в самом корне. В нем не только воспрещено было говорить торжественно совратительные проповеди, но и принимать для «призрения» приходящих; дозволялось лишь только доживать свои последние годы тем лицам, которые были приняты издавна.

В шестидесятых годах Преображенское кладбище снова было вступило в прежнее право своего существования и, как бы в благодарность за дарованную свободу, с новой силою стало продолжать свою мрачную деятельность, для описания которой уже много-много было пролито чернил. Но все же оставшиеся без коноводов раскольники скоро почувствовали свои заблуждения. С этого момента начался лучший период в истории Преображенского кладбища. На кладбище явилось единоверие. Безобразия стали уничтожаться с каждым годом, и в этом притоне непотребства и расхищения общественных денег утвердилось единоверие и даже открыт единоверческий монастырь.

---

К оглавлению   <=