Многие из числа православных, интересующиеся открытием Московского Никольского единоверческого монастыря, предлагали настоятелю оного игумену Павлу составить сказание об открытии упомянутого монастыря, пока живы те лица, для которых он открыт, и которым потому более или менее известны обстоятельства, сопровождавшие открытие оного. Принимая во внимание предложение благочестивых рачителей и сам не менее сознавая необходимость иметь сказание об открытии вверенной ему обители, игумен Павел поручил это дело исполнить одному из братии монастыря, принадлежащему к числу тех лиц, которые послужили как бы орудием к учреждению монастыря.

Прежде изложения обстоятельств, относящихся к открытию монастыря, должно сказать, что инициатива открытия его принадлежит исключительно в Бозе почившему московскому архипастырю, высокопреосвященнейшему митрополиту Филарету. Мысль об основании единоверческого монастыря в Московской епархии, столь изобилующей отделяющимися от православной церкви, давно занимала мудрого иерарха, о чем он лично сказывал новоприсоединенному братству из членов австрийской иерархии; но осуществить свою мысль он, по его словам, не имел возможности — не имел удобного случая. Присоединение упомянутого братства представило ему этот случай, и маститый архипастырь не преминул воспользоваться им.

Так как открытие монастыря связано с присоединением упомянутого братства, то не лишним будет при сем сказать, каким образом оно составилось. Когда о. Пафнутий, именовавшийся Коломенским епископом, по обстоятельствам и усиленном исследовании основания белокриницкой иерархии и учения, на котором она основана, нашел, что составленное белокриницким иноком Павлом и самим же о. Пафнутием распространявшееся учение, находящееся в Белокриницком Уставе, в 3-й части Церковной Истории и в тетрадках: «О нужных церковных обстоятельствах» и «чиноприемной», много богословских погрешностей и других заблуждений: тогда он предложил свои замечания, посредством переписки, на рассмотрение и обсуждение во-первых Пафнутию Казанскому и начетчику Семену Семенову, потом составителю Окружнаго Послания Илариону Георгиевичу[2] и наконец самому старообрядческому Духовному Совету, председателем которого в то время был о. Онуфрий. Это было в 1863 году. Члены помянутого Совета и прочие старообрядческие епископы съехавшиеся в Москву на предполагавшийся собор по поводу возникших из-за Окружного Послания волнений, приняли, хотя, не без упрямства, предложенные о. Пафнутием замечания, или разбор неправославного богословия, находящегося в вышеупомянутых книгах, и за собственноручными подписями препроводили оные в Белую Криницу при особом донесении, в котором заявили о необходимости исправить указанные, «очень важные по своему значению погрешности и заблуждения, которые касаются до повреждения православного исповедания священные богословии и мыслям инославных сопричаствуют»[3]. После сего о. Пафнутий стал внушать, что такого решения их недостаточно для оправдания оказавшегося незаконного основания белокриницкой иерархии, но что следует это основание, равно как и основание всего старообрядчества, подвергнуть тщательному и беспристрастному рассмотрению: согласно ли оно с истиной, выраженной в Св. Писании, и с каноническими постановлениями Св. вселенских и поместных соборов. Но на таковое справедливое внушение старообрядческие вожди, предчувствуя, к чему оно ведет, не решились обратить должного внимания. Только о. Онуфрий и о. Иустин, именовавшийся Тульчинским епископом в Турции и вызванный в Москву на собор, не оставили этого без внимания. Они вошли в личные сношения с о. Пафнутием и по его указаниям убедились в несостоятельности глаголемого старообрядчества с его новоучрежденной иерархией. Они готовы стали при первой возможности оставить раскол и вступить в лоно православной церкви, вследствие чего и на приглашение Кирилла возвратиться в Белую Криницу, о. Онуфрий отказался навсегда. И о. Иустин возвратился в Турцию единственно только для окончания начатой им на собранные деньги постройки церкви, с надеждою на скорое прибытие опять в Москву, однако обстоятельства задержали его до 1867 года.

В исходе 1863 года прибыли в Москву для примирения окружников с неокружниками уполномоченные от Кирилла посланники: Иоасаф, именовавшийся иеромонахом, и Филарет, архидиакон Кирилла[4]. Они расспрашивали у о. Онуфрия, где находится о. Пафнутий, и почему он в это смутное время не принимает участия в защите Окружного Послания и в примирении взволновавшегося изза оного Послания народа? О. Онуфрий ответил им, что о. Пафнутий не принимает никакого участия в судьбе Окружного Послания по той причине, что и он находит его неправильным, только с другой стороны, именно же: он говорит, что Окружное Послание, опровергая некоторые беспоповские тетрадки и противореча само себе в отношении догматствования нынешней грекороссийской церкви, злоупотребляет именем «древлеправославной кафолической церкви», потому что в основание оной рекомендует весьма недостойные сочинения, каковы: Поморские, Диаконовы и Никодимовы ответы. Затем о. Онуфрий в кратких словах сообщил им о взгляде о. Пафнутия на все глаголемое старообрядчество с его новоявленной иерархией, и о том, что он составил критический разбор всего старообрядческого учения. Этот ответ озадачил посланников, и они желали обстоятельнее разузнать от самого о. Пафнутия обо всем; но тогда они не имели для сего времени, по случаю предстоявшего отъезда их с Пафнутием Казанским в Белую Криницу с мирными грамотами. Возвратясь в Москву прежде Иоасафа, оставшегося в Яссах для напечатания мирных грамот, Филарет одновременно с Кириллом Загадаевым, именовавшимся протодиаконом Антония, в первых числах августа, при посредстве о. Онуфрия, вошли в личные сношения с о. Пафнутием. Когда последний открыл им все приобретенное им путем беспристрастных исследований относительно незаконности австрийской иерархии и всего глаголемого старообрядчества, тогда убеждения их сильно поколебались. Затем чтение указанных о. Пафнутием книг: «Беседы к глаголемому старообрядцу», «Истинно-древняя и истинно православная Христова церковь», «Выписки» Озерского и «Увещание во утверждение истины», с одной стороны, а происходившие у старообрядцев по поводу Окружного Послания смуты, неурядица, распри и анафемы друг на друга, с другой — окончательно убедили их в правоте православной церкви и в заблуждении старообрядчества. Таким образом составилось общество из пяти лиц (считая и о. Иустина) с православными убеждениями, готовое при первой возможности порвать все связи с расколом.

Пребывая еще среди старообрядцев, Онуфрий, Филарет и Кирилл Загадаев вознамерились открыть посредством печати все, что делается у старообрядцев; но для сего нужно было найти ученого человека из православных, который бы на основании доставляемых ему материалов составлял статьи для печатания. Они имели в виду несколько современных писателей об расколе; но выбор их, по предложению Онуфрия, пал на г. Субботина, профессора Московской Духовной Академии, именно потому, что первые статьи его под названием «Современные движения в расколе», помещенные в «Русском Вестнике», весьма понравились им искренностью и правдивостью, равно и изложением в мягких, неоскорбительных старообрядцам выражениях; ибо и они, не могли читать равнодушно сочинений, которые, как бы дельно ни были составлены, содержат в себе резкие и насмешливо-язвительные выражения о старообрядчестве и его духовенстве. В последних числах октября 1864 года Филарет в первый раз имел честь познакомиться с г. Субботиным, прибыв нарочито в Лавру, и вручить ему материалы для составления статей.

Чрез несколько дней после сего, по желанию Филарета, г. Субботин представил его московскому архипастырю на Троицком подворье: Войдя в приемный кабинет, Филарет положил пред св. иконами три поклона и, поклонившись владыке до земли, попросил благословения. «С верою ли просишь благословения?» — спросил его владыка, и получа утвердительный ответ, благословил его и пригласил обоих с г. Субботиным сесть. В кратких словах объяснил ему Филарет о своих убеждениях и о намерении своем присоединиться к православию, присовокупив, что есть и другие лица с такими же намерениями. В ответ на это владыка сказал, что православная церковь с материнскою любовью приемлет ищущих единения с нею, и вслед за сим спросил его о месторождении, о летах и когда он произведен в диаконы. Выслушав ответ Филарета, владыка заметил: «Если тебе 26 лет теперь, а в диаконы ты произведен в 1860 г., то следственно ты произведен на 22 году, тогда как правила соборные не повелевают раньше 25 лет поставлять в диаконы». Филарет, не знал что на это сказать. «Как же глаголемые старообрядцы, — продолжал он, — обвиняют православную церковь между прочим и за то, что она иногда, по некоторым обстоятельствам, допускает рукоположение в степени раньше положенных в правилах лет, а между, тем и сами, как оказывается, не исполняют те же самые правила?» Филарет сказал, что старообрядцы привыкли замечать недостатки только в православной церкви; но собственные недостатки они находят возможным извинять. В заключение владыка сказал Филарету, что он может во всякое время, если надобность укажет, являться к нему. С этого времени и по месяц март 1865 г. Филарет всякую неделю являлся ко владыке, и всегда был немедленно допускаем и благосклонно принимаем[5]. О всех своих посещениях Филарет сообщал Онуфрию и Загадаеву, а чрез первого Пафнутию. В последних числах марта и Онуфрий познакомился с г. Субботиным. В это время возвратился из Ясс Иоасаф. Филарет сообщил ему подробно о всем случившемся в отсутствие его, в особенности же старался раскрыть пред ним незаконность белокриницкой иерархии. Иоасаф чрезвычайно был поражен такими известиями и сомневался даже в справедливости их; но по свидании с о. Пафнутием, и он присовокупился к ним. Вскоре после сего и о. Пафнутий с Иоасафом познакомились с г. Субботиным, и с сего времени о. Пафнутий переменил свою квартиру для того, чтобы иметь полную свободу в действиях и в совещаниях о начатом составившимся братством деле примирения с православною церковью. На частых общих собраниях они рассматривали и решали все спорные вопросы. Так как московские старообрядцы стали подозревать их в измене расколу, то они нашли нужным подать членам «Дух. Совета» известные 8 вопросов, прося дать на оные ответы[6]. На одном из общих собраний предложены были два вопроса: вместе ли всем искать единения с православною церковью, или порознь, каждому отдельно, где кому угодно и когда хочет? Потом: вскоре ли приступить к начатию дела о присоединении, или еще повременить? По многом совещании и всестороннем рассмотрении оба сии вопроса решили единогласно, чтобы исполнить это дело совокупно и безотлагательно. После сего составлено было г. Субботиным, по просьбе братства, прошение на имя его высокопреосвященства, в котором выражено было от лица братства искреннее желание расстаться навсегда с расколом и присоединиться к православной церкви безусловно в отношении их степеней, полученных от австрийской иерархии, признанной ими вполне беззаконной. Прошение подписано было четырьмя лицами, исключая Кирилла Загадаева, которому посоветовали все, вследствие семейных обстоятельств, повременить присоединением до окончания их дела. По поручению Братства прошение представлено его высокопреосвященству 6 марта Филаретом. Владыка по прочтении приказал явиться к нему на следующий день вечером всем. Итак, 7-го числа в 8 часов вечера, братство имело честь представиться его высокопреосвященству в мирском одеянии. Каждого из них, просившего благословения, владыка спрашивал, с верою ли просит благословения. Затем пригласил всех их сесть, и о. Пафнутий начал объяснять ему подробно о всех своих и каждого из собратий действиях в пользу раскола, о том, каким образом первоначально он пришел к убеждению в заблуждении глаголемого старообрядчества и как составилось потом небольшое братство; свое объяснение он заключил всенижайшею просьбою о принятии их во ограду православной церкви. Выразив свою радость о их обращении от заблуждения, владыка приказал им составить объяснительные записки от каждого отдельно и таковые представить ему, вместе с видами; а относительно помещения для них, о котором они просили в поданной ему первой просьбе, узнав от них, что они еще имеют возможность пребывать среди старообрядцев, сказал: «когда лишитесь таковой возможности, тогда скажите мне, и помещение для вас будет готово». После сего были составлены для них объяснительные записки тем же г. Субботиным, которому предварительно каждый доставил обстоятельные о себе сведения[7]. 1 апреля Пафнутий представил записки и паспорты владыке; а он препроводил их к Государю Императору на Высочайшее усмотрение. Между тем братство по предложению Филарета, решило, чтобы вызвать из Белой Криницы Кириллова иеродиакона Мельхиседека, в надежде, что и он последует их примеру. Съездить за ним поручено было Иоасафу: его снабдили письмами к Мельхиседеку, которого просили захватить с собою и некоторые нужные для братства документы из Белокриницкого архива, Оставленного ему Филаретом на хранение. 8 мая Иоасаф с Мельхиседеком прибыли благополучно в Москву, а с ними одновременно прибыл в Москву и Сергий, именовавшийся в расколе епископом.

Вскоре после сего архипастырь объявил братству, что благочестивейший Государь Император всемилостивейше изволил простить всем им гражданские их проступки, вызванные религиозным заблуждением, и разрешил принять их в пределы Российского государства и в недра православной церкви. В это время, получа из Белой Криницы известие о выезде в Россию Мелхисидека с целью присоединиться к братству, московские старообрядцы сильно взволновались, так что братство, предвидя невозможность более находиться среди старообрядцев, поспешно заявило о сем владыке, прося его принять их под свое архипастырское покровительство. Владыка предложил им для временного помещения Гефсиманский скит; но они нижайше заявили ему, что охотно поместились бы и в православной обители, так как не усвояют обрядам церковным существенного значения в деле веры и не полагают в сем отношении различия между обрядами так называемыми древними и новыми; однако же, имея намерение присоединиться к православию на правилах единоверия, единственно из нисхождения к немощнейшей совести бывших некогда братий своих, глаголемых старообрядцев, и желая посредством такого снисхождения приблизить их к православной церкви, они находят с своей стороны предложенное помещение неудобным, и посему просили владыку, за неимением в Московской епархии единоверческого монастыря, поместить их при какой-либо из московских единоверческих церквей, пока совершится над ними обряд присоединения, а потом позволить им избрать для своего жительства какой-либо из существующих в России единоверческих монастырей. Владыка ответил им: «С первым вашим заявлением я согласен и одобряю его; но относительно последнего скажу, что я не желаю отпустить вас в другую епархию. Я постараюсь об устроении единоверческого монастыря в Московской епархии: это давнее мое желание. Я некогда предлагал игумену Парфению, чтобы Спасо-Преображенский Гуслицкий монастырь открыть на правилах единоверия; но он по своим соображениям находил это неполезным. После того уже не оказалось удобного случая к приведению желания моего в исполнение. Теперь же, по случаю вашего обращения, надеюсь на Бога и Монаршую милость, это дело может устроиться без особых затруднений». Отпуская их, владыка сказал, что вскоре найдет для них другое помещение, и чрез неделю предложил братству для временного помещения загородный Угрешский монастырь, или Московский Чудов. Принимая во внимание удобство сношений своих со старообрядцами, братство избрало для помещения своего Чудов монастырь, и в начале июня месяца переселилось с квартир своих в отведенный в оном монастыре флигель, где по благословению архипастыря в одной из келий устроили моленную для домашней повседневной молитвы. Из книг, необходимых для богослужения, несколько пожертвовал сам владыка[8], а остальные, в количестве 15 книг, пожертвовали попечители единоверческой типографии. Пользуясь дарованной архипастырем свободой, братство в праздничные дни иногда посещало для молитвы единоверческие храмы, а чаще слушало божественную литургию в церкви Чудова монастыря и в кремлевских соборах, и посредствам такого единения в молитве утверждало в себе истинное единоверие в отношении вселенского православия. Вместе с братством, по благословению владыки, поместился в Чудовом монастыре и прибывший из-за границы Мелхиседек, довершивший уже под общим руководством свои убеждения в правоте православной церкви и пожелавший присовокупиться в число братства, при чем и он подал владыке объяснительную записку.

19 июня братство подало его высокопреосвященству нижайшее прошение об окончательном присоединении его в какой-либо из московских единоверческих церквей к православию; одновременно с этим и Кирилл Загадаев подал объяснительную записку с просьбою о присоединении его к православной церкви. На прошении братском 20 числа того же месяца № 37 положена его высокопреосвященством следующая резолюция:

1) Святая церковь с кротким состраданием взирает на тех, которые, не разнствуя с нею в существенных догматах веры, или только неведением затмевая чистое разумение их, за имена и обряды чуждаются ея и сами себя лишают освящения, от сошествия Св. Духа и от Апостолов преемственно в ней пребывающего. И потому с радостию приемлет обращающихся к ней как тех, которые совершенно безусловно к ней присоединяются, так и тех, которые при сем желают сохранить употребление обрядов по особым известным правилам единоверия. Причины, по которым сии просители избирают последнее, достойны внимания. Божественный пастыреначальник Господь наш Ис. Хс. да приведет вслед за ними в свою спасительную ограду и других, лишенных истинного освящения, единства и охранения!

2) Итак да будут приняты в общение святые церкви на правах единоверия.

3) Присоединение их должно совершиться по уставленному чину.

4) Три из них[9], которые не были помазаны святым миром в православной церкви (поелику, крещенные вне ея, не могли иметь истинного миропомазания) сподоблены будут святого миропомазания, и оно совершится по старопечатной книге.

5) При сем они получат с благословением иноческую одежду и тем утвердятся в иноческом чине.

6) За скудостию сил моих, преосвященный епископ Дмитровский примет труд совершить сие.

7) Как единоверческого монастыря в настоящее время в Московской епархии нет: то об основании такового, или по крайней мере скита, имеет быть суждение впредь.

23 числа в Троицкой единоверческой церкви, при собрании представителей московского единоверческого общества и многих других почтенных прихожан моск. единоверческих церквей, причем много было и глаголемых старообрядцев, преосвященный Леонид, епископ Дмитровский, совершил над братством по положенному чину обряд присоединения, с подтверждением посредством надлежащих молитв иночества, во время чего Пафнутий, Иоасаф, Филарет и Мелхиседек удостоены были таинства св. миропомазании, Онуфрий же, как принадлежавший по рождению к церкви православной, не имел нужды в повторении сего таинства. Поблагодарив преосвященного Леонида за его архипастырский труд, братия немедленно отправились к его высокопреосвященству засвидетельствовать ему свою всенижайшую благодарность за отеческое его попечение об них и исполнение искреннего желания их. С светлым и радостным лицом встретил их маститый архипастырь в зале (тут был уже и преосв. Леонид), поздравил их со вступлением в душеспасительную ограду православной церкви и с получением печати дара Св. Духа. Братия поклонились ему до земли с выражением всенижайшей благодарности. Затем владыка приказал им сесть и произнес к ним краткое, но полное мудрости и назидания, слово, в котором между прочим напомянул им, что отселе они должны по мере сил своих послужить также истине, как некогда с усердием служили неправде. Отпуская их, владыка благословил каждого из них книгой Иоанна Лествичника в русском переводе.

Вскоре после сего о. Сергий, бывший очевидцем братского присоединения, вошел с братией в сношения и решился последовать их примеру. Поместившись по благословению архипастыря в Чудовом монастыре, он подал объяснительную записку с просьбою о присоединении его к православию по примеру прочих братий, и 21 июля в той же церкви и тем же преосвященным совершон обряд присоединения над ним и Кириллом Загадаевым, удостоенными и св. миропомазания.

Через неделю после сего архипастырь предложил братии, не желают ли они, чтобы бывшие из числа их епископами в расколе приняли православную хиротонию пресвитерства, а остальные чтобы приняли хиротонию той же степени, какую имели в расколе. Не желая подать повода старообрядцам упрекать их, что присоединились к православию из желания сана, братия отклонили таковое предложение до будущего времени, когда представится в том надобность.

Затем дело об учреждении монастыря началось следующим образом. Архипастырь первоначально открыл свою мысль об устроении монастыря представителям московского единоверческого общества, Н. М. Аласину, И. Н. Рыжкову, А. И. Зайцеву и другим. Выразив сочувствие к мысли архипастыря, они с своей стороны изъявили полную готовность оказать в сем деле содействие, чем могут. Вследствие сего 2 августа, по благословению владыки, устроено было во Всехсвятском единоверческом женском монастыре собрание всего московского единоверческого общества с духовенством, куда приглашены были и новоприсоединенные братия. На собрании составили приговор за подписью всех об основании единоверческого мужского монастыря на Рогожском, или Преображенском Кладбищах, и избрали для ведения такового дела депутатов: Н. М. Аласина, А. И. Зайцева и А. Е. Сорокина. 5 числа избранные депутаты составили на имя владыки-митрополита прошение, в котором, высказав первоначально, что по благословению его высокопреосвященства прихожане московских единоверческих церквей имели собрание для совещания об избрании места предположенному основаться в Москве мужскому единоверческому монастырю, и что на оном собрании постановили приговор и избрали их депутатами, они объяснили следующее:

«Преображенский богаделенный дом при своем основании самими раскольниками назван монастырем, почему и в устройстве его во всех помещениях и зданиях приспособлялся и приспособлен во всем для монастыря. Поэтому оный богаделенный дом состоит из двух совершенно отдельных дворов, отстоящих один от другого чрез довольно пространную, около ста саженей, местность, и потому оные дворы каждый отдельно обнесены каменными на монастырский манер оградами и имеют каждый трое ворот, свои службы и помещения, так что из них каждый двор есть самостоятельный. Из тех дворов один занят призреваемыми раскольниками мужского пола, а другой призреваемыми раскольницами женского пола. В прежнее время помещалось призренников на мужском дворе более 100 человек, на женском до 1000 человек; а в настоящее время находится призреваемых раскольников мужского пола не больше 25 человек, а женского пола менее 300 человек, и по этому малому числу призреваемых на женском дворе остаются два корпуса и главная большая половина женского двора свободна. Посему очень удобно женский двор разделить на две половины, из которых назначить лицевую половину женского двора для призреваемых женского пола, который и в настоящее время помещаются в этой половине двора, а другую свободную половину двора, с находящимся в ней большим корпусом, с молельнею при оном, назначить для помещения призреваемых раскольников мужеского пола.

Такового удобства для единоверческого мужского монастыря Рогожское Кладбище не имеет и устройство того монастыря на Рогожском кладбище потребует на весьма огромную сумму больших переделок и перестроек и возведения новой ограды монастырю.

Притом на мужском дворе Преображенского богоделенного дома в 1854 году, с Высочайшего разрешения, присоединившимися к единоверию главными прихожанами и вкладчиками Преображенского богоделенного дома устроены и освящены две единоверческие церкви, теплая и холодная, из коих одна над главными воротами, и другая на средине двора. Хотя главная часть мужского двора занята теперь этими единоверческими церквами, но позади их на том же дворе один корпус для призреваемых раскольников с раскольничьею при нем молельнею, и ход как в единоверческие церкви, так и в раскольничью молельню чрез одни ворота, — и вокруг единоверческих церквей земля, начиная от самых церковных стен, ворота, управление мужским двором и всем богоделенным домом сосредоточены в одном ведении раскольников, при участии с ними смотрителя богодельни, гражданского чиновника, без всякого участия в том единоверцев от церкви. Таким образом единоверческие церкви, атакованы будучи расколом и находясь в его зависимости, хотя и не должны они подчиняться по закону расколу, не могут иметь благотворного влияния на раскол. По таким неудобствам существования на мужском дворе Преображенского богоделенного дома раскольнической часовни с корпусом призреваемых раскольников вместе с единоверческими церквами, необходимо нужно мужской двор Преображенского богодельного дома определить для одного только единоверия, устроив там мужской единоверческий монастырь, а находящихся там призреваемых раскольников переместить на свободную половину женского двора в находящийся там свободный Богоявленский корпус, с молельнею при нем, и эту молельну Богоявленскую с ея образами обратить в мужскую молельню вместо находящейся ныне на мужском дворе.

Но при всем таком нашем мнении, мы, по должности депутатов, не можем скрыть от вашего высокопреосвященства того, что многие избравшие нас депутатами имеют преимущественное желание основать единоверческий мужской монастырь на Рогожском Кладбище. Таковое их желание происходит от того, что в настоящее время присоединились к единоверию иноки поповщинского толка, и иноки такие, которые были главными руководителями и двигателями поповщинского толка, основательно исследовавшие на опыте во всей подробности учение того толка, и потому владеющие познаниями и сведениями, нужными к разоблачению и разъяснению заблуждений поповщинского согласия. Для основания единоверческого монастыря на Рогожском Кладбище необходимо обратить в соборную холодную церковь, занимаемую ныне раскольниками, главную летнюю часовню Рогожского Кладбища; а в монастырские кельи — прилегающий к самой единоверческой теплой церкви каменный жилой корпус, занимаемый ныне конторою Рогожского Кладбища и несколькими призренницами, которых, по свободности мест, легко можно разместить по другим кладбищенским зданиям. Впрочем освящение этой часовни даже и в приходскую единоверческую церковь само по себе имело бы свое благотворное для единоверия значение тем, что это доставило бы единоверию преимущество пред расколом, имеющим две громадно-большие часовни, летнюю и зимнюю тогда, когда у единоверия одна только зимняя церковь, самая меньшая пред теми часовнями. Также и занятие единоверием находящегося в одной связи рядом с зимнею единоверческою церковью корпуса сосредоточило бы единоверие в одно место, и выводом в другие места раскольниц из того корпуса удалило бы от церкви неприязненные их для церкви действия. Обращение летней часовни в единоверческую церковь нисколько не стеснит раскольников, потому что у них останется еще одна громадная теплая часовня, которая остается летом праздною, а занимается служением в одно только зимнее время; к тому же вокруг этой зимней часовни сгруппированы все жилища, помещающихся на Рогожском кладбище раскольников.

Предполагаемый единоверческий мужской монастырь наименовать Никольским Московским единоверческим монастырем в память того, что как при Преображенском богоделенном доме, так и при Рогожском Кладбище основаны единоверческие церкви во имя св. Николы чудотворца, по соизволению на то и разрешению в Бозе почившего Государя Императора Николая I, и оные церкви были посещены угасшим во цвете дорогих лет, к общей великой скорби всей России, Государем Цесаревичем Николаем Александровичем, и в вечную им память установить о них в том монастыре всегдашнее ежедневное заупокойное поминовение.

Все вышесказанное, представляя на благоусмотрение вашего высокопреосвященства, имеем честь всепокорнейше просить вас, как пастыря св. церкви, полагающего душу свою за овцы, исходатайствовать у Государя Императора разрешение, основать мужской в Москве монастырь не в другом месте, а в Преображенском богоделенном доме, или на Рогожском Кладбище, где из оных окажется удобнее место...».

Вместе с этим прошением депутаты представили его высокопреосвященству, в полное его распоряжение, особенное верноподданническое прошение о сем предмете на Высочайшее имя. В том же месяце августе, во время пребывания Государя Императора в Москве, г. обер-прокурор Святейшего Синода граф Д. А. Толстой входил по сему предмету с представлением к Его Величеству. 17 числа того же месяца, когда Государю Императору угодно было принять депутацию от московских единоверцев и когда один из депутатов, Н. М. Аласин, обратился к Его Величеству с просьбой об оказании покровительства делу об устроении монастыря, Государь Император изволил милостиво ответить: «Проект устройства единоверческого монастыря мне известен. Я одобряю эту мысль, а о средствах исполнения велел сделать соображение. Надеюсь дело легко устроится»[10].

Вместе с депутатами имели высокое счастье быть представленными и все новоприсоединенные, в числе 7 человек. Государь Император изволил милостиво спрашивать каждого из них о месторождении, воспитании, прежних занятиях, и ко всем им обратил следующие незабвенный для них слова: «Радуюсь видеть вас между единоверцами. Я уверен, что присоединение ваше было искренно, а не по каким-либо расчетам, и надеюсь, что оно не останемся бесплодным. Конечно, вы убеждены точно так, как и я, в правоте нашей православной церкви. Молю Бога, чтобы вашему доброму примеру последовали и другие»[11]. Затем прибавил. «Будьте покойны; монастырь для вас, надеюсь, скоро устроится». После сего он милостиво изволил показать им своих Августейших сынов, Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Александра Александровича и Великого Князя Владимира Александровича. Новоприсоединенные ощущали невыразимую радость при лицезрении помазанника Божия, Освободителя и Отца России с Августейшими его отрасльми; радость их была в высшей степени велика, так как и они, по милости Монарха, сделались верноподданными сынами любезнейшего отечества.

Того же дня в 2 часа пополудни г. обер-прокурор Св. Синода изволил посетить братию в Чудовом монастыре. Между прочим он расспрашивал их, какие именно причины преимущественно удерживают старообрядцев от присоединения к православной церкви и чем вообще поддерживается раскол, что им, по его словам, более других известно, так как они сами были учителями и распространителями раскола. О. Пафнутий от лица всех дал удовлетворительный и небезынтересный для его сиятельства ответ.

На другой день г. обер-прокурор в сопровождении И. М. Аласина был на Рогожском Кладбище, а в сопровождении А. Е. Сорокина на Преображенском для обозрения их, где удобнее будет основать монастырь.

В начале октября месяца состоявший при старообрядческом епископе Савватии Тобольском в звании иеродиакона Феодосий вошел в сношения с братством, и под руководством о. Пафнутия совершенно убедился в правоте православной церкви. По благословению владыки, и он поместился в Чудовом монастыре. Затем подал объяснительную записку с просьбою о присоединены и был присоединен к православию преосвященным Леонидом на Саввинском подворье.

От 2 числа того же декабря г. обер-прокурор сообщил его преосвященству о Высочайшей воле — учредить мужской единоверческий монастырь в Москве на Преображенском Кладбище, а от 20 ноября он же, г. обер-прокурор, сообщил владыке окончательное решение дела об устроении монастыря. В решении этом между прочим сказано, чтобы призреваемые в зданиях мужского отделения Преображенского богаделенного дома до 25 беспоповцев переведены были в свободные здания женского отделения Преображенского богаделенного дома с предоставлением занимаемого ими помещения и вновь воздвигаемого флигеля единоверческому монастырю, но с тем, чтобы за эти здания, согласно мнению Министра внутренних дел и министра финансов, было назначено беспоповцам соответственное денежное вознаграждение, за строящийся флигель единоверцами, а за занимаемые призреваемыми беспоповцами помещения, если сами единоверцы не признают возможности приобрести оные покупкою на собственные средства, из сумм государственного казначейства, по предварительной оценке, и в размере, не превышающем 25 тысяч рублей. Там же сказано, что для скорейшего окончания дела, обращающего на себя особенное внимание Государя Императора, комитет министров положил, чтобы «ныне же, и не ожидая оценки, передать единоверцам для устройства монастыря здания, занимаемые беспоповцами на мужском отделении Преображенского богаделенного дома в Москве, с переводом призреваемых в тех зданиях в помещения женского отделения означенного богаделенного дома». Его Императорское Величество 12 ноября Высочайше изволил положить на журнале комитета министров собственноручную резолюцию: «Исполнить».

По получении сего разрешения, владыка чрез о. Пафнутия сообщил братии о благополучном окончании дела об основании монастыря, присовокупив к тому: «Не без труда это дело совершилось: некоторые из высокопоставленных лиц действовали напротив[12]. Но Высочайшая воля Государя Императора и сильное содействие г. обер-прокурора Св. Синода, слава Богу, превозмогли все препятствия».

Вслед за сим Совет Императорского Человеколюбивого Общества предписал смотрителю Преображенского богаделенного дома, распорядиться перемещением стариков-беспоповцев из мужского отделения в женское, куда также и сам бы переместился. В ночь под 6-е декабря упомянутые старики перебрались, взяв с собою и всю утварь из своей молельни; потом переместился и сам смотритель.

Пред открытием монастыря братство ходатайствовало пред архипастырем, чтобы для открытия и временного управления оным вызван был Керженского Благовещенского единоверческого монастыря (Нижегородской епархии) архимандрит Тарасий, пользующийся от всех знающих его уважением. Приняв просьбу братства во внимание, владыка рапортовал о сем в Св. Синод, который указом от 19 марта 1866 года разрешил вызвать архимандрита Тарасия для означенной цели.

22 марта Онуфрий, Иоасаф и Филарет, по благословению владыки, отправились в Керженский монастырь просить о. Тарасия — принять над ними начальство и вместе исполнить волю московского архипастыря. «Ах, любезные мои, — воскликнул о. Тарасий, выслушав их просьбу, — какой я могу быть начальник над вами! Ведь я неуч, а вы-то все люди ученые, сами были начальниками. Но когда вам угодно иметь у себя такого дряхлого старца, а особенно когда ваш любезнейший владыка назначает меня к вам: то я не могу отказаться. Никак не могу ослушаться владыки Филарета, потому что я его уважаю и почитаю, как самого Господа». 28 числа того же месяца о. Тарасий, в сопровождении названных лиц, прибыл в Москву и остановился на квартире у купца Борисова, все семейство которого искренно предано ему.

К 12 числу мая попечители приготовили в новом монастыре все необходимое для братских помещений, и сего же числа, помолясь Богу у св. мощей угодника Его святителя Алексия, под покровительством которого прожили целый год, и выразив о. наместнику Чудова монастыря архимандриту Вениамину искреннейшую благодарность за его особенное отеческое внимание, оказанное им, братия переселились из Чудова в помещения нового монастыря; а 15 числа архим. Тарасий в сопровождении о. Онуфрия прибыл в монастырь: братия сделала ему встречу, согласно данной его высокопреосвященством инструкции: «Чин введения настоятеля в монастырь».

16 числа того же мая месяца совершилось открытие монастыря, о чем обстоятельно описал г. Мельников, очевидец сего торжества, в № 108 «Северной Почты». Вот выписка из его описания:

16 мая, в праздник Св. Духа, происходило торжественное открытие Никольского монастыря. Маститый архипастырь первопрестольной столицы, к сожалению, не мог исполнить и своего сердечного, и всех чад московской православной церкви желания — лично открыть монастырь. Недуги преклонной старости старейшего из русских владык не дозволяли ему исполнить этого желания, и он благословил своего викария, преосвященного Леонида, исполнить по обрядам, содержимым единоверцами, открытие монастыря. В великолепном храме, украшенном множеством древних икон, из которых каждая составляет сокровище в археологическом отношении, преосвященный Леонид совершил божественную литургию в сослужении с архимандритом Тарасием, игуменом Евгением и пресвитерами московских единоверческих церквей. Служение было торжественное; на одном клиросе пели иноки, на другом — хор единоверческих певцов, устроенный ревностью о благолепии дома Божия и усердием Н. М. Аласина. В храме, некогда бывшем моленною отвергающих благодатное священство и святость единой, соборной и апостольской православной церкви, при совершении законно-правильным архиереем литургии, при этом светлом торжестве святоотеческого православия — поразительно было слышать провозглашение диаконом слова Св. Евангелия, читаемого в день Св. Духа: «аще же и церковь преслушает, буди тебе, якоже язычник и мытарь» (Матф. гл. 18, ст. 17).

В конце литургии, после зааывонной молитвы, доселе высокие чины незаконной иерархии раскола, теперь же высокие лишь верою в правоту церкви единой истинной, по иерархическому же ея чину простые иноки, окружили амвон, на который вступил епископ Леонид, облеченный в ризы святительские. С глубоким чувством и высоким достоинством произнес он превосходно составленное слово. Он произвел сильное впечатление не на одних иноков нового монастыря, но и на всех слушавших епископа.

После литургии совершен был вокруг церкви крестный ход; на всех сторонах — северной, восточной, южной и западной, — возглашаемы были положенные уставом ектеньи. Пред западными же входными дверями, преосвященный Леонид светлым гласом прочитал молитву, относящуюся к открытию монастыря, в которой обращался с молитвенным прошением к просиявшим в иночестве преподобным отцам, дабы они не престали молить Господа Бога о ниспослании новой обители Божия благословения и сохранении иночествующих в ней от всех видимых и невидимых врагов. После сего преосвященный окропил св. водою кельи, занимаемые архимандритом и братией.

По окончании литургии попечители пригласили некоторых из присутствовавших на завтрак. Всех пригласить было невозможно, потому что на открытие монастыря собралось до 3000 человек. В числе приглашенных между прочими были московский губернатор, обер-полицейместер, окружный жандармский генерал, управляющий дворцовым правлением и много других чиновников; приглашены были и писатели, особенно те, которые занимались исследованиями о расколе. Во время завтрака были провозглашены заздравные тосты за Государя Императора, за Государыню Императрицу, Наследника Цесаревича, за Св. Синод, высокопреосвященнейшего митрополита Филарета, преосвященного Леонида, за иночествующую братию и за всех гостей, наконец преосвященный Леонид провозгласил тост за здоровье профессора Моск. дух. академии Н. И. Субботина, принимавшего деятельное участие в деле присоединения братства к православию. После завтрака гости разъехались по домам, почтительно провожаемые попечителями гг. Аласиным, Рыжковым, Зайцевым, а преосвященный Леонид отправился в келью о. архимандрита Тарасия, где собрана была братия монастыря; также посетили о. Тарасия с братией некоторые писатели и из первостатейных московских купцов. «Здесь-то, как выразился г. Мельников в своем описании, раздалось слово задушевное, слово русское, слово проникнутое глубоким и искренним чувством к возлюбленному Государю нашему, к дорогой матери нашей России и к св. православной вселенской церкви». Это говорится о речи, обращенной к братии заслуженным академиком и профессором М. П. Погодиным, издателем сочинения Посошкова «О раскольницех». Вот содержание этой речи, воспроизведенное г. Мельниковым, в примечании к ней заметившем: «передаем, что могли запомнить»:

В настоящее царствование, еще всего лишь одиннадцать лет продолжавшееся, — а одиннадцать лет в нашей истории капля, — столько сделано нашим возлюбленным Царем, что ум недоумевает. Не простой он человек, а избранник Божий, от высоты престола Его посланный на русскую землю сделать благодеющую нам русским Божию волю. Простому, обыкновенному человеку не под силу бы совершить в столь короткое время то, что он совершил. История учит нас, что для того потребны десятки, сотни лет. В одиннадцать лет он освободил слишком 20 миллионов русских людей от крепостной зависимости, даровал им полные гражданские права, избавил русских людей от позорного телесного наказания, устроил суд правый и равный для каждого, дал ширь и простор русской мысли и русскому слову, призвал к делу управления земство. И вот к этим гласным на весь мир Божий делам его царствования присовокупляется невидное для многих, но важное, великое по существу своему, дело вашего присоединения ко святой церкви. Бывшие владыки несчастно заблуждающихся наших братьев, русских по духу и по сердцу, но отторгнувшихся от церковного единения, вследствие одного недоразумения, вы теперь примирились с нами, стали чадами истинной православной церкви. О если бы и другие, по одному лишь недоразумению удаляющиеся от единения с русской церковью, обратились к ней, единой нашей матери! Ведь прадеды наши в единой купели крещены; а, по грехам нашим, прошла промеж нас рознь церковная не из-за чего нибудь важного, а только из недоразумения. Сами знаете, что между нами, сынами св. церкви, и отлучившимися от нея на время ея же чадами розни нет, есть одно недоумение. Дай же Господи, чтобы все наши русские братья, в удалении от церкви Божией находящиеся, сознали подобно вам, что одно лишь недоразумение разделяет нас, и рассуждением на основании Св. Писания рассекли бы препону, между нас возникшую! О, если бы такое вожделенное примирение русских людей во дни наши последовало! О, если бы Господь, видимо благословляющий возлюбленного Царя нашего, даровал его царскому сердцу великое утешение видеть всех своих русских детей собранными во едино церковное стадо!

На другой день по открытии монастыря, изволил посетить обитель московский генерал-губернатор князь В. А. Долгоруков. Братия собралась в одну келью, и его сиятельство изволил каждого спрашивать о имени и месторождении, и выразил наконец свое удовольствие о присоединении братства и об открытии монастыря.

Июля 16 того же года изволил посетить монастырь г. обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой в сопровождении г. прокурора московской синодальной конторы Потемкина. Они обозрели монастырские церкви и братские кельи. Братия имела честь выразить его сиятельству всепокорнейшую благодарность за его сильное содействие в деде открытия монастыря.

В этом же месяце архимандрит Тарасий, вследствие обстоятельств своего монастыря, испросил у его высокопреосвященства увольнение и возвратился в свой Благовещенский монастырь. Управление Никольским монастырем поручено было о. Онуфрию; но так как он сею должностью тяготился, то, по благословению владыки, братство упросило о. Пафнутия принять должность настоятеля. Он согласился с условием оставаться настоятелем, пока кончится дело присоединения о. Павла Прусского с его братством, в это время уже начатое, чтобы потом предоставить ему настоятельскую должность. Присоединение о. Павла с братством, в том числе и о. Иустина с другими двумя иноками из Турции, совершил преосвященный Леонид в Никольском монастыре 25 февраля 1868 года. После сего, в том же году, 10 июня, о. Пафнутий уволился от настоятельской должности и возвратился, по благословению высокопреосвященнейшего митрополита Иннокентия в Чудов монастырь для миссионерских занятий; а на место его, по благословению того же архипастыря избран в настоятели о. Павел, нынешний уважаемый игумен сего монастыря[13].

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Записка эта, по поручению покойного о. архимандрита Павла, была составлена в семидесятых годах о. игуменом Филаретом и передана была в мое распоряжение. Печатание ее своевременно не состоялось; но теперь, когда по учреждении Никольского монастыря минуло более тридцати лет, она получает интерес исторического документа, и потому нахожу благовременным ее напечатать. Притом же она имеет значение, как памятник литературных трудов о. Филарета, который, как писатель, был самым способным, образованным и трудолюбивым из всех обратившихся из раскола членов белокриницкой иерархии, а в последнее время, к крайнему прискорбию, прекратил литературную и служебную свою деятельность по болезненному положению, в каком доселе находится. О. Павел надеялся иметь в нем приемника себе по управлению обителью. Но Бог не судил исполниться этому его желанию. Ред.

2. Переписка с этими лицами помещена в книжке «Присоединение к православию раскольнических епископов», стр. 33—51.

3. Донесение, адресованное Кириллу и всему заграничному собору от 17 августа 1863.

4. Действия их подробно описаны в «Русском Вестнике» 1865 г. №№ 1, 2 и 3.

5. Один случай из посещений произвел на Филарета особое впечатление. Однажды явившись на Троицкое подворье в воскресный день утром, Филарет узнал от келейника, что владыка приготовляется служить св. литургию, и что в это время он никого не принимает и ни с кем не беседует. Однако, так как келейник получил приказание от владыки всегда докладывать ему о прибытии Филарета, то и в этот раз счел необходимостью доложить, и к удивлению келейника было дозволено Филарету войти. По подании благословения и по выслушании цели прибытия владыка сказал: «приди в 4 часа; а теперь не могу ничего сказать, — приготовляюсь служить». Филарет самолично убедился, с каким благоговением православные архипастыри совершают божественную литургию, тогда как в Белой Кринице Кирилл, бывало, до начатия литургии не раз перебранится с каким-либо из своих сыновей, или часто случалось, что пред литургией, имеющею совершаться Кириллом, в его кельях часа по два происходили совещания о каких-либо маловажных монастырских делах, при чем иногда пререкания с Кириллом возбуждали в нем раздражение и гнев.

6. Впрочем. Филарет еще в исходе 1864 года подал вопросы известному В. А. Мерзлякову, считавшемуся ученым, который, как оказалось впоследствии, представил их в «Дух. Совет», а сей последний препроводил их в Белую Криницу на имя Аверкия Полякова. Вероятно, этот случай и подал старообрядцам первый повод подозревать составившееся братство в измене расколу.

7. Записки эти напечатаны в «Брат. Слове» 1884 г. (т. II, стр. 164, 222). Ред.

8. Он пожертвовал: Апостол, две Псалтири, со восследованием и учебную, Служебник, Каноник, и круг Прологов.

9. Мелхиседек не был подписан на прошении, и разрешение присоединить его последовало после сей резолюции.

10. Смотр. «Присоедин. к православию раскольн. епископов» стр. 59 – 60.

11. Там же.

12. Владыка-митрополит разумел преимущественно князя Суворова, вообще сильно покровительствовавшего расколу и особенно беспоповщинскому: главный попечитель Преображенского Кладбища, достигший при его содействии даже генеральского чина, состоял в самых близких с ним отношениях. Этим и объясняется противодействие Суворова передаче Преображенского Кладбища под единоверческий монастырь. Ред.

13. Итак в Бозе почивший о. архимандрит Павел управлял Никольским монастырем двадцать шесть лет. Его управление обителью, тесно связанное с миссионерским делом, составлявшим главную задачу его жизни, и с трудами его в Братстве св. Петра митрополита, ожидает своего историка. Ред.

---

Оригинальный текст книги в формате PDF: ob_otkrit_mon.pdf